Наблюдая за «Невой», прихожу к выводу, что журналу в принципе не хватает цельности. Отсутствует выраженная «политика партии». Нет у «Невы» единого русла. География не позволяет, что ли? Всё никак не выбрать  — то ли придерживаться высоколобой петербургской спеси, то ли пойти в ногу со временем, продемонстрировав литературную толерантность. Однако февральский номер сразу же порадовал романом Олега Ермакова «Иван-чай-сутра». Это действительно хорошо написанный роман. Профессионально написанный, с выстроенной композицией и чистым языком. Это приятно, потому что бездумное перечисление событий, утомительные пояснения и последовательные описания персонажей, свойственные многим современным авторам, уже в печёнках сидят. Роман-дорога, перемещение в пространстве, которое не имеет границ, даже ограниченное картами. Герои — как послы от разных «конфессий» в языческом мире, но не миссионеры, а искатели. Разговоры их наполнены цитатами из своих мифологий (какой простор для толкований!), но кажется, что говорят они об одном, только на разных языках. Опыт человечества через эти диалоги сходится в одном месте, в локальной ситуации, и приходит к одной точке. Уход героев от людей (у всех  — по разным причинам) — это на самом деле поход в некое место, «к себе», вернее, туда, где стирается грань между человеком и местом. То, что считают бегством, — движение к цели. Как в предложении логическое ударение читатель автоматически ставит на последнее слово, так и главным героем после того, как закроешь книгу, оказывается тот, кем завершилось повествование. И здесь центральным персонажем станет случайный попутчик, встреченный в начале книги теми, кого мы весь роман считали главными. Это его дорога была главной, его цель, его судьба связана с Местностью. Но и он сам — только повод для того, чтобы рассказать нам, читателям, о том, куда мы попали. А главное  — за каждым словом в романе стоит автор. Во многих произведениях, написанных от первого лица, автора нет. Его не видно. Конечно, кто-то намеренно отстраняется, но это уже другой разговор, другие цели. Но хватит о хорошем.

Рассказ Ольги Артамоновой «После щелчка» не то чтобы плох, но слабоват после романа Ермакова. Представляет нам будни простого российского параноика. По сути, лишь слегка утрированный портрет обычного горожанина. Мораль проста — не слушайте радио, а идите на солнышко гулять. И тут нельзя не согласиться. Одно только не даёт покоя: таинственная надпись на стене в подъезде, которую расшифровывает герой, загадочным образом меняется прямо в процессе чтения. Сперва герой читает слова «и тает мрак», потом они превращаются вдруг в «исчезнет мрак». А слово «с пропущенной первой буквой “…енью”» превращается в «с...нью». Мистика египетская прямо.

В поэтическом разделе для затравки вбросили стихи Александра Городницкого. Наверное, чтобы было, с чем сравнивать прочих. Но я не большая поклонница его, поэтому сравнивать не буду.

Подборка Ольги Андреевой насквозь пропитана нарочитостью. Высосанными из пальца оборотами. Попытка изложить бытовые реалии высоким штилем, удивить контрастом, представить проблемы в новом свете оборачивается неоправданной игрой в слова. Вот цитаты из двух стихотворений: «и нищенка поклоны бьет за нас — неискренне, но профессионально». «и я в него запрыгну на ходу, пускай плохим — но искренним актером». Автор противопоставляет искренность качеству? Такой неуместный ход свойственен как раз плохим «актёрам» — мол, ну и что, что плохо, зато от души. Однако стихи Андреевой как раз не выглядят искренними. А уж что такое профессионализм — кто же его знает? Может, это когда неискренность не видна?

Стихи Сергея Гогина, в отличие от подборки Андреевой, осмысленны. То есть автор знает, про что хочет написать. Но очень много слов у него получается. Можно бы и поменьше. Гогин озвучивает проблемы, которые всегда волновали мыслящее человечество. «Ангел, стань человеком» (и привет Виму Вендерсу), человек и его имя, смысл жизни… То есть цель – заключить общие мысли в свою форму. А формы… Ну, формы как формы. Заключали и получше. Сокращать, сокращать, оставлять только то, без чего действительно нельзя обойтись.

Виктор Брюховецкий не мудрствует с формой и содержанием, но до чего же на рыбалку захотелось! Этот поэт мне уже сразу симпатичен, потому что чувствую: человек хороший.

А какой человек Игорь Котин, сказать трудно, потому что его в стихах нет. Несмотря на первое лицо. То, о чём мы выше говорили. В общем, с художественной частью разобрались. Перейдём на ту сторону баррикад.

Лариса Залесова-Докторова написала нечто, что нам представляют как рецензии на произведения лауреатов Букеровской и Гонкуровской премий 2009 года. Но на рецензии это не тянет, скорее, походит на школьное сочинение. Беспомощный язык с вкраплениями канцеляризмов. Пересказ сюжетов и комплект критических клише. Особенно забавно выглядит пересказ исторического романа «Вульфхолл» Хилари Мантел (которая в статье то Мантел, то Мантель) — краткая историческая справка на полрецензии. То у Залесовой-Докторовой «автор дает живой портрет героя», позволяет «почувствовать себя жителем той эпохи и того города», то вдруг оказывается, что автор беспристрастен и отстранён, «и это отношение обескураживает читателя и не способствует зарождению в нем симпатии к протагонистам», «она не старается увлечь нас его судьбой и не дает читателю радости сопереживания». Сразу видно, что первые цитаты – обыкновенные штампы, допустимые в издательской аннотации (эти аннотации вообще отличаются бессмысленностью), но не в серьёзной работе. «Роман заканчивается в тот момент, когда Томас Кромвель планировал поездку королевской четы по стране с завершающим пребыванием в резиденции Вульфхолл. Старинное имение принадлежало семейству Сеймор, и в дальнейшем Джейн Сеймор станет женой Генриха». Вот и вся рецензия. Спасибо, можно не читать. Второму лауреату, францyзско-сенегальcкой писательнице Мари Ндьяй, тоже досталось. «2 ноября жюри премии (Гонкуровская академия) проголосовало за роман “Три сильные женщины”. Награда означает, что теперь тиражи книг писательницы возрастут в несколько раз и особенно увеличится продажа последнего произведения». Вон оно что, а мы и не знали! Всё думали — что же означает для писателя престижная литературная премия? И вообще… «Тем не менее, своим творчеством она показывает…», «автор не старается…» и т. д. Не много ли критик думает за авторов? В результате мне не хочется читать ни одну, ни другую писательницу. И этого критика тоже.

Рецензия Арины Троицкой на книгу Игоря Гамаюнова «Свободная ладья» рассказывает о том, чего в книге нет. «В рассказе нет пошлых назиданий и душераздирающего морализаторства», «здесь нет гоблинов и сказочных троллей, нет скандальности и чернухи, как нет и многословия и разливанных красивостей» — того нет, этого нет… А что есть-то? Что есть — нам Арина Троицкая так и не сказала. Подозреваю, что там есть «голая сермяжная правда», хвала товарищу Лоханкину. И вообще, при чём тут гоблины? Что, без гоблинов написать — это достижение? Мне что-то в последнее время ни одного гоблина в книгах не встретилось. Наверное, мы с Ариной Троицкой ходим в разные библиотеки. Кажется, автор рецензии и сам чувствует какую-то неправильность в своём подходе: «Пересказывать их невозможно — надо читать. Ибо как пересказать поэтическую прозу?». Да вот же ключ-то! Никак не надо пересказывать. Пересказами школьники пусть занимаются.

Не в пример элегантно проехалась по претенденту на «Нацбест» Андрею Аствацатурову с его «Людьми в голом» Наталия Розен. Но Владимир Кавторин поднимает проблему посерьёзнее. Проблема заключается в том, зачем нам сегодня Пелевин. Ответа на этот вопрос, правда, так и не следует.

Итог: этот номер «Невы» можно держать в руках.